Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл по линии отца происходит из крестьян с. Оброчного Лукояновского уезда Нижегородской губернии (ныне Ичалковского района Мордовии). В метрических книгах 2-й половины XIX века из Троицкой церкви в Оброчном содержатся сведения о нескольких семьях Гундяевых, в том числе о семье Трофима Григорьевича Гундяева (у членов этой семьи в метрических книгах отмечена 2-я фамилия — «Добровидов тож»). Прадед Патриарха Степан Трофимович Гундяев, отставной солдат, женился на девице из крестьян Варваре Петровне; от этого брака 15 мая 1879 г. родился Василий Степанович Гундяев. В конце XIX — начале XX в. В.С. Гундяев обвенчался с крестьянской девицей Параскевой Ивановной (род. в 1884 г.). Семья была большая: 8 детей, двое из которых умерли в младенчестве. Впоследствии семья В.С. Гундяева взяла на воспитание оставшуюся сиротой крестьянскую девочку Анну из Оброчного. Гундяевы были прихожанами Троицкой церкви в Оброчном.
В.С. Гундяев овладел специальностью машиниста-механика и получил работу в железнодорожном депо г. Лукоянова. В Лукояновском депо Казанской железной дороги В.С. Гундяев был на хорошем счету — ему доверяли водить не только простые поезда, но и литерные составы, предназначенные для перевозки особо ценных грузов или высокопоставленных пассажиров. В Лукоянове Гундяевы стали прихожанами Покровского собора, настоятелем которого был протоиерей Василий Николаевич Цедринский. По всей вероятности, В.С. Гундяев уже тогда имел дружеские отношения с этим пастырем, поскольку прот. Василий крестил всех детей, рождавшихся в семействе Гундяевых. Семья была глубоко религиозной, жила очень скромно, в небольшом служебном доме при депо, несмотря на то что Василий Степанович получал приличное жалованье. Значительные средства он отсылал в качестве пожертвований на Афон: в ряде афонских монастырей сохранились синодики с записями о вечном поминовении семьи Гундяевых. В 1908 г. семья совершила поездку в Кронштадт, где их принял праведный Иоанн Кронштадтский.
Революционные события 1917 г. тяжело отразились на жизни Нижегородской епархии. 15 апреля 1917 г. Святейший Синод в новом составе сместил с Нижегородской кафедры архиепископа Иоакима (Левитского) за несогласие с разрушающими канонический порядок церковного управления действиями властей. Во временное управление епархией вступил викарный Балахнинский епископ сщмч. Лаврентий (Князев). 8 августе 1917 г. начал работу епархиальный съезд, на котором были выбраны делегаты от Нижегородской епархии на Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Выдвигалась кандидатура В.С. Гундяева; в окончательный список делегации на Собор он не попал, как и др. крестьяне, чьи кандидатуры были выдвинуты на епархиальном съезде. В делегацию Нижегородской епархии от мирян вошли преподаватели духовных учебных заведений, имевшие богословское образование. В.С. Гундяев являлся членом исполнительной комиссии Нижегородского епархиального собрания, на котором 4 июля 1918 г. епархиальным архиереем был избран Тифлисский митрополит сщмч. Кирилл (Смирнов). По предложению Патриарха Московского и всея России свт. Тихона (Белавина) митрополит Кирилл отказался от Нижегородской кафедры в связи со сложным положением в закавказских епархиях. Управление Нижегородской епархией вновь перешло к епископу Лаврентию. Архиерей всеми силами пытался предотвратить разграбление храмов и монастырей. 2 августа 1918 г. от епархиального собрания он обратился к пастве с призывом защитить Церковь. Вскоре еп. Лаврентий и его ближайшие сподвижники были арестованы и в ночь на 7 ноября расстреляны.
21 октября 1918 г. временное управление Нижегородской епархией было поручено архиепископу Евдокиму (Мещерскому); 18 ноября он был официально назначен правящим архиереем и сразу обратился к председателю Нижегородского губисполкома с предложением о сотрудничестве. Идя навстречу пожеланиям властей, архиепископ Евдоким согласился на закрытие всех монастырей вне Н. Новгорода (обители были преобразованы в сельхозартели).
Организованный архиереем епархиальный совет в декабре 1919 г. принял резолюцию «О подчинении Советской власти не за страх, а за совесть». Действия правящего архиерея вызвали резкий протест паствы, настроенной защищать и поддерживать храмы и монастыри. Когда летом 1919 г. у лукояновского Свято-Тихоновского монастыря были реквизированы сельскохозяйственные угодья и обитель осталась без средств к существованию, В.С. Гундяев выступил на районном собрании железнодорожников с предложением организовать сбор средств в поддержку монастыря; с тем же предложением он выступил и на собрании причта монастырского храма 31 августе 1919 г. В.С. Гундяев стал инициатором создания прихода при монастырском храме, чтобы сохранить его от разграбления, он же возглавил приходское собрание монастырского храма.
1 апреля 1920 г. на Лукояновское викариатство Нижегородской епархии был назначен епископ Поликарп (Тихонравов), который сразу же сблизился с Василием Гундяевым и сделал его своим доверенным лицом. В июне 1920 г. епископ Поликарп созвал съезд духовенства и мирян Лукояновско-Сергачского епископского округа, на котором в качестве делегатов присутствовали братья Григорий и Василий Гундяевы. На съезде было решено образовать «Союз приходов» Лукояновско-Сергачской епархии, среди учредителей этого союза был Григорий Гундяев. Другим своим постановлением съезд учредил в Лукоянове отделение миссионерского братства Св. Креста, в состав совета братства вошел Василий Гундяев. Тогда же В.С. Гундяев вошел в группу миссионеров-проповедников для полемики с сектантами, многочисленными в этой части епархии. В декабре 1920 г. на очередном съезде Лукояновско-Сергачской епископии В.С. Гундяев был выбран в епископский совет. В 1922 г. в связи с активной деятельностью сторонников обновленчества еп. Поликарп благословил публичные диспуты, а также создание Братства святой Софии, которое возглавил В.С. Гундяев.
Василий Гундяев принимал активное участие в борьбе с обновленцами, за что неоднократно подвергался преследованиям со стороны властей. В 1922 г. В.С. Гундяев был арестован вместе с другими активными пастырями и мирянами, выступавшими против обновленческого движения, в частности, был задержан настоятель Покровского собора Василий Цедринский и клирик храма иерей Сергий Фаминский. Воспользовавшись этим удобным обстоятельством, обновленцы захватили в 1923 г. Покровский собор Лукоянова. Впоследствии лишь Фаминский согласился сотрудничать с раскольниками и даже временно являлся обновленческим настоятелем Покровского собора. После освобождения из-под ареста Василий Степанович Гундяев направляет в октябре 1923 г. обращение в Канцелярию Святейшего Патриарха Тихона с просьбой прислать разъяснение по текущим церковным делам. Ввиду того, что ситуация в стране менялась стремительно быстро, В.С. Гундяев старался действовать с христианской ответственностью, полагаясь не на собственное мнение, а согласовывая свое видение положения с позицией Священноначалия.
Твердая приверженность канонической Церкви и последовательная защита ее интересов привели Василия Гундяева к повторному аресту в конце 1920-х гг. Как явствует из материалов его допросов в 1928-1929 гг., В.С. Гундяев, «испытав на себе нужду при аресте в прежние годы», решил «создать «Братство» для облегчения участи арестованных за церковное дело». Активная церковная деятельность В.С. Гундяева, противостояние обновленчеству, защита храмов от закрытия, поездка в Москву за поддержкой к М.И. Калинину вызвали недовольство властей. 15 ноября 1928 г. В.С. Гундяев был арестован, 4 марта следующего года осужден на 5 лет лагерей. В мае 1929 г. он был этапирован в Соловецкий лагерь, где работал машинистом. В Соловецком лагере в это время находились многие выдающиеся ученые и богословы, среди них — сщмч. Иларион (Троицкий), историк М.Д. Присёлков, византинист В.Н. Бенешевич, писатель Б.Н. Ширяев.
В 1931 г. В.С. Гундяев вместе с другими исповедниками православной веры за участие в «нелегальных собраниях заключенного духовенства и совершение религиозных обрядов» был приговорен к заключению в штрафной изолятор на Секирной горе.
Промыслом Божиим Василий Степанович остался жив. Его внук, Святейший Патриарх Кирилл, лично освятил возрожденный храм Вознесения Господня 18 августа 2013 года. По окончании богослужения Предстоятель обратился к собравшимся с проповедью:
«На Секирной горе был штрафной изолятор Соловецкого лагеря особого назначения. Сюда ссылали людей, которые в чем-то провинились с точки зрения лагерного начальства, а иногда просто по произволу. Условия содержания здесь были таковы, что мало кто выходил отсюда живым. Говорили, что невозможно выжить в тех условиях, в которых содержались заключенные на Секирке. Они не освобождались от работы. Нередко им приходилось в студеной воде Белого моря связывать плоты из деревьев после лесоповала, в том числе неподалеку отсюда, в районе Исааковской пустыни; и затем измученные люди, простоявшие несколько часов в ледяной воде, поднимались на Секирную гору, в неотапливаемый храм, и здесь обсыхали, получая самую скудную пищу, не имея никаких санитарных условий. Выжить здесь действительно было практически невозможно, но Господь давал силы, и люди проходили и через эти испытания, — в первую очередь те, кто сидел не за какие-то проступки (таких было мало), а кто сидел за веру — таковых здесь было большинство. Тот, кто страдал за Христа, Им же и укреплялся, так что стойкость и мужество этих несчастных людей, которые отбывали безвинно наказание в тяжких условиях, вызывали удивление у тех, кто был их мучителем.
Мне довелось посетить это место первый раз в далеком 1973 году, ровно 40 лет тому назад, и душа моя прилепилась к нему. Тогда здесь не было даже намека на возрождение церковной жизни, но экскурсоводы все-таки имели мужество, чтобы рассказать людям правду об этом месте. В этом была их большая заслуга, потому что никто не мог проповедовать на Соловецком острове, кроме тех, кто работал в музее; и нередко именно от экскурсоводов люди впервые узнавали в том числе страшные подробности о происходившем на Секирной горе.
10 лет прошло с тех пор, как возобновилась здесь монашеская жизнь (в 2003 году — прим. ред.). Правильно сказал отец наместник: возобновилась как бы случайно. Последний смотритель этого места сбежал отсюда, не выдержав тяжелых условий, — говорят, по ночам его мучили кошмары, некие страшные видения, в том числе связанные с лагерной историей этого места, и он не смог здесь больше жить. Тогда, несмотря на активное нежелание допустить сюда иночествующих, руководство музея не могло принять иного решения, как только предложить кому-то из монахов жить здесь, — потому что никто другой не соглашался жить на Секирной горе. И я хотел бы выразить сердечную благодарность Вам, отец Матфей, за то, что Вы были первым монахом, который прибыл на Секирную гору в качестве смотрителя этого маяка и этого храма, в то время оскверненного, и здесь началось Ваше подвижническое служение по воссозданию скита на Секирной горе.
И вот сегодня, в десятую годовщину возрождения монашеской жизни на Секирной горе, мы торжественно освятили верхний храм в честь Вознесения Господня. Когда я совершал сегодня Литургию, перед моим мысленным взором прошли несчастные заключенные, которые находились в том числе и в этом храме, на том месте, где мы сейчас стоим, — измученные, голодные, мокрые, холодные, кашляющие, больные, не имевшие никакой медицинской помощи, никаких медикаментов, ничего теплого, нуждавшиеся в пище... А ведь большинство из них были люди верующие, и, находясь в этих стенах, они горячо молились Господу. Кого-то Бог спас — среди таковых был мой дед, а кто-то отдал душу на этом месте. Сегодня мы вспоминали всех тех, кто был невинно погублен на Секирной горе, отдавая дань силе веры людей, а также и силе монашеского подвига, который процветал здесь, особенно в веке XIX, и который явил себя и в веках XX и XXI. Радуемся, что трудами монашествующих возрождена здесь скитская жизнь, возрождены храмы».
После окончания срока заключения В.С. Гундяев был направлен в ссылку, из которой вернулся к семье, перебравшейся в Оброчное.
В 30-х гг. XX в. В.С. Гундяев продолжил церковную деятельность, предпринимая безуспешные попытки добиться открытия храма на родине.
Святейший Патриарх Кирилл вспоминал:
«Дед у меня был замечательным человеком. Он прошел 47 тюрем и 7 ссылок, прожил в заключении почти 30 лет и был одним из первых соловчан. Трудился машинистом на железной дороге казанского направления, а сидел лишь потому, что боролся против обновленчества, которое в свое время было инспирировано ЧК, а потом НКВД для разрушения Церкви.
Очень интересная у них с бабушкой была судьба. Ведь когда деда сажали, бабушка оставалась на воле. И когда его посадили во второй раз, а это было в 30-х, когда в стране свирепствовал голод, она сказала: все, теперь мы умрем. А у них было восемь детей: семь родных и одна дочь приемная. И дед сказал: поскольку я буду как бы нести крест за Христа, вы останетесь живы. Потом бабушка рассказывала, что в какой-то момент она поняла: все, жизнь кончилась, потому что на всех осталась лишь маленькая горсточка муки. Она из этой муки приготовила какие-то лепешки, они их скушали, а завтра есть уже было нечего. И вот ночью раздался стук в окно. Бабушка вскакивает, а с улицы голос: хозяйка, принимай груз. Открыла дверь — стоит мешок, полный муки, и вокруг — никого. Вот этот мешок муки спас и моего отца, и мне дал возможность появиться на свет».
На допросе в НКВД 17 сентября 1945 г. Василий Степанович сказал: «В Москву я ездил исключительно из-за того, чтобы добиться здесь разрешения на открытие церкви в селе Оброчном Ичалковского района Мордовской АССР». Уже пройдя к этому времени через многочисленные аресты и заключение в лагере, В.С. Гундяев стал готовиться к принятию священного сана. («В ноябре 1944 года, — показал он на следствии, — я стал готовиться по книгам на получение сана священника».) В описи имущества, составленной при задержании В.С. Гундяева, значились помимо ходатайств в разные органы об открытии церкви в Оброчном «тетради с религиозными записями — 2 шт., журналы религиозные — 5 шт., устав богослужения церковный — 2 шт., снимки религиозные — 4 шт., акафист — 1 шт., молитвы — 3 шт., книги религиозного содержания — 3 шт., помянник — 1 шт.», 4 справки и 2 записные книжки. Арест В.С. Гундяева последовал 4 сентября 1945 г. в Москве в связи с полученными доносами о его антисоветской агитации, касавшейся прежде всего положения верующих в СССР. Особое совещание при НКВД СССР 29 декабря 1945 г. приговорило 66-летнего исповедника к 5 годам работ в исправительно-трудовом лагере. После освобождения из лагеря он в течение нескольких лет бродяжничал, скрываясь от властей. Незадолго до смерти И.В. Сталина (5 марта 1953 г.) В.С. Гундяев вернулся в Оброчное.
24 марта 1953 г., на 74-м году жизни, епископом Уфимским и Стерлитамакским Арсением (Крыловым) он был рукоположен во диакона к недавно открытому храму Архангела Михаила в г. Бирске (Башкирия); спустя год епископом Уфимским и Стерлитамакским Иларионом (Прохоровым) рукоположен во иерея и назначен настоятелем Богородице-Казанской церкви в с. Уса-Степановка (ныне деревня Благовещенского р-на Башкирии). В конце 60-х гг. священник Василий начал слепнуть и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия I вышел за штат, вернулся в Оброчное, где скончался 31 октября 1969 г.
С огромной благодарностью вспоминал впоследствии Патриарх:
«Мой дед, который на излете лет своих стал священником, был до этого мирянином, защищал Православную Церковь в трудные 20-30-е годы, имел большую семью — семь своих детей и приемная дочь. Вот этот человек оказался в заключении — время было тяжкое, и заключение это с небольшими перерывами продлилось почти тридцать лет. Множество тюрем, лагерей, ссылок, жизнь бомжа… С внешней точки зрения — абсолютно неудавшаяся жизнь. Умер мой дед в возрасте 91 года, он тогда уже стал священником, служил в Уфимской епархии, в Башкирии, потом стал слепнуть и ушел на покой. Перед самой его смертью я встречался с дедом, это была очень интересная беседа, многое из того, что он сказал, я в своей памяти храню всю жизнь. Я его спросил: "Дедушка, а ты был счастлив?" Странный вопрос к человеку, который тридцать лет в тюрьме просидел за веру, потому что боролся за единство Церкви против обновленческого раскола, а в страшные тридцатые годы защищал храмы от закрытия. Он прошел огонь и воду за эти годы заключения. Представьте себе: он не понял моего вопроса. Не понял потому, что он был действительно счастливым человеком, несмотря на все страдания, лишения и скорби. Он меня научил тому, что есть человеческое счастье».
Сын Василия Степановича Михаил учился в лукояновской железнодорожной школе, был иподиаконом у Лукояновского епископа Поликарпа (Тихонравова), вероятно до 1924 (1925) г., когда епископа Поликарпа назначили на Ардатовское викариатство Симбирской епархии. В 1925 г. М.В. Гундяев являлся сотрудником Любимского епископа Сергия (Мельникова), который в следующем году был выслан в Среднюю Азию. Михаил избежал ареста и уехал в Ленинград, где в 1926 г. поступил на Высшие богословские курсы — единственное существовавшее в то время учебное заведение Русской Церкви. Здесь отец Патриарха проучился до 1928 г., когда курсы были закрыты; Михаила призвали в армию. После 2 лет военной службы он вернулся в Ленинград, поступил в механический техникум, по окончании которого в 1933 г. начал работать на ленинградском заводе им. М.И. Калинина. Осенью того же года М.В. Гундяев поступил в Ленинградский индустриальный институт. В 1933 г. встретил свою будущую жену Раису Владимировну (урожденная Кучина; 7 ноября 1909 г. — 2 ноября 1984 г.), студентку Института иностранных языков. Они познакомились в храме Киевского подворья, где оба пели в любительском хоре. Принадлежать к общине Киевского подворья в это время было опасно; подворье находилось под пристальным вниманием ОГПУ. Первые аресты среди братии и прихожан прошли в августе 1930 г.; в январе 1931 г. почти вся братия подворья была приговорена или к заключению в лагерях, или к ссылке. Община сохранилась и, несмотря на огромный риск, поддерживала арестованных, отправляла посылки в лагеря и тюрьмы. Заместитель Патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) писал в 1932 г., что Киевское подворье «остается единственным храмом для всей 400-450-тысячной паствы Васильевского острова». В 1932 г. еще 4 члена общины были арестованы и высланы в Казахстан. Самые тяжелые времена наступили в 1933 г., когда были арестованы 4 служивших на подворье священника и их духовные дети, в т.ч. участники любительского хора, включая М.В. Гундяева. Михаил ожидал ареста; судьба его отца, других известных ему исповедников православной веры — епископов, священников, мирян — не оставляли надежды избежать этого испытания. Патриарх так передавал семейное свидетельство об аресте М.В. Гундяева в декабре 1933 г.:
«За несколько дней до свадьбы они слушали "Страсти" Баха в филармонии. Вышли, и отец под впечатлением этой музыки говорит: "Ты знаешь, мне кажется, что меня посадят в тюрьму". Мама говорит: "Как ты можешь так говорить, у нас через несколько дней свадьба". Он говорит: "На протяжении всего концерта не покидало чувство, что меня арестуют". Он проводил ее до дома, потом подошел к дому, где жил, и увидел автомобиль. Тогда было мало автомобилей в Ленинграде, и он понял, что это за ним. Поднялся, и действительно, в его доме уже были представители соответствующей службы».
При аресте М.В. Гундяеву было инкриминировано хранение учебных конспектов Богословских курсов, которые следствие сочло «антисоветской литературой». В это время ОГПУ «раскручивало» дело о попытке верующей молодежи Ленинграда, связанной с Киевским подворьем, убить Сталина. Следователь пытался и от Михаила добиться самооговора, но тот держался стойко и все обвинения отрицал; невзгоды и испытания недолгих 26 лет его жизни подготовили его к твердому стоянию за веру. Не все имели такой опыт и смогли противостоять жесткому напору следствия: запуганные, доведенные до отчаяния 16-17-летние мальчики из прихода «сознались» в немыслимом и неосуществимом замысле. Ленинградское ОГПУ рапортовало о предотвращении убийства вождя; подписавшие признание юноши получили большие сроки. М.В. Гундяев был осужден 25 февраля 1934 г. на 3 года работ в исправительно-трудовом лагере, отправлен на Колыму. В канун 1937 г. Михаила освободили; он вернулся в Ленинград, женился, начал работать на ленинградских предприятиях токарем, затем техником-технологом и, наконец, конструктором и начальником цеха. 18 ноября 1940 г. в семье Гундяевых родился сын Николай — будущий протоиерей и профессор духовной академии. В годы блокады Ленинграда М.В. Гундяев остался в городе, работал на заводе, строил оборонительные укрепления, был госпитализирован из-за крайнего истощения. В 1943 г. его призвали в армию; но он был настолько истощен, что не попал в действующую армию; как специалиста-конструктора его направили в Н. Новгород, где он занимался приемкой танков Т-34. После войны М.В. Гундяев вернулся в Ленинград на завод, к своей семье. 20 ноября 1946 г. у Михаила и Раисы Гундяевых родился 2-й сын — Владимир (впоследствии Патриарх Московский и всея Руси Кирилл).
Короткая передышка, которую советская власть дала Церкви в послевоенные годы, позволила ранее осужденным по политическим статьям прийти на служение в Церковь. В 1947 г. М.В. Гундяев подал прошение Ленинградскому митрополиту Григорию (Чукову) о рукоположении в священный сан. Митрополит Григорий, сам прошедший через расстрельный приговор, многолетнее тюремное заключение, ссылки, предупредил, что священнику, имеющему такую биографию, как у М.В. Гундяева, он не сможет дать приход в Ленинграде: «Если Вы действительно желаете сменить свою ленинградскую квартиру на проживание на самом отдаленном приходе Ленинградской епархии, в селе Петрова Гора, то я Вас рукоположу. Но на служение в городе Ленинграде не рассчитывайте. Так что идите и советуйтесь с супругой». Семья приняла решение переехать в село. Однако митрополит Григорий сумел обойти препоны и 16 марта 1947 г. рукоположил М.В. Гундяева в священный сан, назначив в храм Смоленской иконы Божией Матери на Васильевском острове. Храм незадолго до этого был передан Церкви, после того как 6 лет стоял закрытым. В 1949 г. в семье священника Михаила и Раисы родилась дочь Елена, посвятившая себя, так же как и братья, церковному служению. (Елена много лет проработала в библиотеке Ленинградской (Санкт-Петербургской) духовной академии, с 2013 г. стала проректором по культуре СПбДА, заведующей регентским отделением).
В 1951 г. священник Михаил был переведен в Спасо-Преображенский собор, в 1957 г. возведен в сан протоиерея, в 1959 г. назначен помощником благочинного. В 1960 г. переведен настоятелем в Александро-Невский храм в Красном Селе, в 1970 г. назначен настоятелем Серафимовского храма в Ленинграде. В 1972 г. протоиерей Михаил стал настоятелем Свято-Никольского храма на Б. Охте. Параллельно со служением на приходах протоиерей Михаил в 1961 г. окончил Ленинградскую духовную семинарию, в 1970 г. — Ленинградскую духовную академию. В возрасте 63 лет он защитил диссертацию и стал кандидатом богословия. Скончался 13 октября 1974 г. в Ленинграде; в 1984 г. умерла его жена Раиса Владимировна.
В одной из бесед с молодежью, размышляя о счастье, Святейший Патриарх Кирилл говорил:
«Я часто вспоминаю жизнь своих родителей. Они родились в начале XX века. Вся их жизнь прошла в советское время: и войны, и ленинградская блокада. Папа с мамой очень любили друг друга. Их жизнь, особенно во время войны, создавала такие колоссальные трудности для этой любви, для этой семьи, что, когда они рассказывали о своей жизни, я воспринимал это как какой-то трагический роман — настолько обстоятельства их жизни были неблагоприятны. Бедность (тогда все бедно жили), тяжелые условия жизни, война, которая разлучила любящие сердца, многие другие обстоятельства, о которых не буду сейчас говорить... Но когда я спрашивал их: "В то трудное время вы были счастливы? ", я слышал удивительный ответ: "Это было самое счастливое время в нашей жизни!"»